19 августа 2020

“За 4 часа до матча Россия ‒ Египет получаю репортаж Первого канала о пожаре на стадионе “Санкт-Петербург”: Дмитрий Шнейдер ‒ о закулисье ЧМ-2018, “баттлах” с чиновниками и Евро 2020

Как и многие талантливые футболисты, не заигравшие на высоком уровне, Дмитрий Шнейдер утолил свою страсть к игре в организации мероприятий. Еще в 90-х начиная с необычных кейсов вроде матча мини-футбольного “Зенита” против футбольного в заполненном СКК, наш сегодняшний герой дошёл до пика своей менеджерской карьеры, став руководителем филиала Оргкомитета ЧМ-2018 в Санкт-Петербурге. А теперь, вооружившись колоссальным опытом, он организует Евро 2020 в Петербурге. Пока коронавирусная пауза спутала все карты, вместо подведения итогов управляющий партнёр Sportsoft Иван Рындин поговорил со старым приятелем о планах на будущее лето и вообще.

***

- Дмитрий, приветствую! Застал тебя в необычном положении, когда Евро 2020, который по срокам уже прошёл, но по факту даже не начинался. Что ты думаешь по этому поводу? Наверное, самая необычная ситуация для футбольного менеджера.

- Ситуация, конечно, необычная, она за гранью всех процедур. Людям разного уровня, моим начальникам и подчинённым, приходится искать новые смыслы, оправдания и решения. Например, мы будем играть Евро в 2021 году, который будет называться Евро 2020. Это реалии жизни, такое решение принято, очень многое сейчас нужно документальных процессов пережить. Отмечу, что к началу пандемии город Санкт-Петербург, по моей оценке, был готов к проведению Евро на 95%. Условно, мы в апреле уже могли играть. У нас всё было готово, а сейчас мы начинаем осознавать, что многие вещи нужно переосмыслить, что-то можно улучшить, какие-то вещи требуют оптимизации.

- У меня классический вопрос, который я обычно задаю и он совершенно по-разному людьми воспринимается. Кто такой Дмитрий Шнейдер, как ты сам себя воспринимаешь?

- Дмитрий Шнейдер - это хороший друг, классный отец, надеюсь, хороший муж, но это у супруги надо уточнить.

С профессиональной точки зрения я всю жизнь болен футболом, поэтому, наверное, предприниматель от футбола. В моем позиционировании определяющее слово “футбол”: футбольный менеджер, эксперт, предприниматель. Можно ещё проще сказать: человек футбола. Я бы хотел, чтобы меня так воспринимали.

К сожалению, не получилось поиграть на серьезном уровне, хотя такая мечта была со мной с детства.

- Жалеешь об этом? Была реальная возможность?

- Знаешь, я считаю, что СССР потерял в моем лице члена футбольной Сборной. Вполне мог прекрасно играть, искренне в этом верю. Считаю, что мне просто не повезло родиться там, где нет ни одной футбольной секции. Это город Магадан.

Когда я приезжал в Ленинград и проводил лето здесь, то я всегда был лучшим на поле, среди сверстников и даже более старших. Потом я вновь уезжал в Магадан, а когда вернулся в Питер, понял, что уже где-то физики не хватает, техники - в том объеме, в котором это требуется для выступлений на профессиональном уровне.

- А родители видели в тебя талант? Была ли возможность переехать в другой город?

- Об этом разговор не заходил. В моей жизни всегда было много спорта, за что благодарен отцу и маме. Я занимался боксом, шашками, лёгкой атлетикой, а все игровые виды были фоном, были развлечением после тренировок.

Шутки шутками, а у меня реально был момент, когда после выступления на турнире по боксу я ехал играть на чемпионат города по шашкам. И это продолжалось много лет. Когда мне было 14, я выполнил мастера спорта по боксу. Через год, когда начались проблемы со зрением, к счастью, не такие серьёзные, я бросил бокс. Мой отец врач, он посоветовал “завязывать”.

Поэтому моё отношение к родителям, которые выбирают для своих детей профессиональное спортивное будущее, очень настороженное. Мне недавно прислали смс с просьбой устроить куда-то талантливого мальчика, ну вот второй Месси буквально. Ему уже 21 год, но он вот-вот станет русским Месси! Понимаешь?

- Хм.

- Поэтому я всегда отговариваю родителей от того, чтобы они не отдавали ребёнка в профессиональный футбол, чтобы они подумали о будущем. Этот выбор - путь, требующий самоограничения.

Простая статистика: у нас в Питере 30 футбольных школ, они выпускают по 800 человек ежегодно, из которых никто не подписывает контракт с “Зенитом”, два-три человека подписывают контракт с “молодёжкой”, а остальные больше 700 человек! - остаются вообще ни с чем. И у нас нет внятной системы соревнований, которая бы могла включить этих ребят. Зато с 10 до 17 лет, с понедельника по пятницу, они тренировались играть в футбол в ущерб многому: общению, девочкам, языкам, кино, картинам, музыке, чему угодно. И вот он в 17 лет они понимают, что пути дальше нет, негде даже 1000 рублей за игру заработать. Меня всё это очень беспокоит.

Возвращаясь к моим ипостасям, скажу, что был предпринимательский опыт. Занимался разными проектами, “ларьками”. Мне очень нравится цветочный бизнес. Не чураюсь, мне очень нравится.

А футбольным менеджером я стал не так уж давно. Это случилось незадолго до чемпионата мира.

- То есть ты считаешь, что стал футбольным менеджером, только присоединившись к команде чемпионата мира?

- Да.

“В России инфраструктурное наследие точно лучше, чем в ЮАР и Бразилии”

- Давай тогда о нём поговорим. Гигантский проект, который трудно сравнить с чем-либо. Когда я общался со спортивным журналистом Натальей Калугиной, заставшей еще Олимпиаду 1980 года, она сказала, что по уровню эмоций чемпионат мира 2018 был круче сочинских Игр и даже Олимпиады-80. Как ты считаешь, что уникального оставил после себя чемпионат мира? И интересны внутренние процессы.

- Чемпионат мира оставил эмоцию всенародной любви к сборной. Большинство людей на трибунах, улицах и городах забыли, что есть “Зенит” и “Спартак”, что есть футболисты-миллионеры. Очень клёво болела страна. Я с семьей праздновал победу над Испанией до утра!

Всем тем, кому положено отчитаться о гигантском прорыве инфраструктуры, уже отчитались. В России инфраструктурное наследие точно лучше, чем в ЮАР и Бразилии. Не берусь сравнивать нас с немцами, есть подозрение, что они могли быть и получше, но факт в том, что государство продолжает вкладывать и содержать объекты, которые должны в целом поддержать интерес к футболу.

К сожалению, какой-то тотальной перезагрузки не произошло. Интерес населения стал снижаться, и на это есть объективные причины. Но такие инъекции как чемпионат мира, Евро, финал Лиги Чемпионов должны быть. Далее действие “препарата” постепенно сходит.

- Тебя как участника команды ЧМ-2018 что впечатлило в первую очередь? Организация процесса, взаимоотношения?

- Это очень непросто происходит. Я как болельщик лишился этого чемпионата мира, надо признать. Да, я смотрел матч Россия - Испания, смотрел Россию с Египтом. Тогда в Петербурге на меня даже “фифашники” жаловались руководству, мол, Дмитрий не по чину слишком яро поддерживает сборную. Взысканий я не получил, но в рапорте “отметился”.

- Это ты с бровки так болел?

- Ну, между двумя скамейками был, помощником координатора ФИФА. Он принимал все решения, не связанные с судейскими. А я с двумя рациями и мобильными телефонами в руках, я - голос и информатор координатора.

Конечно, когда такая ответственность и столько каналов связи, тебе не до футбола. Вообще из матча Россия - Египет ничего не помню, хотя, конечно, быть на бровке - это не опыт болельщика, это нечто большее. Ты видишь действие и эмоции совсем с другого ракурса.

Около тебя в полуметре могут пройти Роналду и Месси. Они, кстати, очень разные. Роналду вообще физически какой-то странный чувак. Физически отличается от всех партнёров по сборной, да и бегают они все совсем по-другому.

Это все было очень интересно смотреть, но лично для меня это точно не был чемпионат болельщика, это был чемпионат организатора.

- Что тебя удивило и впечатлило в работе ФИФА? Почувствовал ли ты, что прикоснулся к чему-то грандиозному?

- Знаешь, хороший вопрос, не могу однозначно ответить. Искренняя эмоция: масштаб несколько преувеличен. Невзирая на то, что это была гигантская система управления, все равно я понял, что всё решают люди на конкретном месте. У меня в прямом подчинении находилось пару десятков человек, опосредованно - пару сотен, всего же было пару тысяч. Если бы не эти пара десятков, телефоны которых я до сих пор помню, многого бы не было. У нас была космическая система управления проектом. У нас главный операционный центр находился в Москве, было много региональных. И почему я называю систему космической? Они даже по конфигурации и картинке напоминали то, что вы наблюдаете в фильмах про космодромы. Центр управления космическими полетами почти.

- Это действительно было нужно?

- Это придавало уверенности. Знаешь, о чем я больше всего жалею? Что к середине августа 2018 года это все разрушилось.

- Но ведь она дорога в эксплуатации, не так ли? Денег много нужно, а цели как таковой нет.

- Вопрос не в цели, а в том, как систему использовать. Мы с моими коллегами благодаря системе могли оперативно получить ответ на любой вопрос.

“Четыре часа до начала матча Россия - Египет, а на Первом канале репортаж - горит стадион “Санкт-Петербург”

- Насколько я знаю, ребята, с которыми ты работал, получали очень приличные зарплаты, наверняка у многих был финансовый скачок. Как после окончания ЧМ-2018 находили себя эти люди? Не было ли стрессов и метаний?

- Добрая половина нашей команды была из Сочи. Люди, мягко говоря, избалованные деньгами и знающие работу. Они, заканчивая чемпионат мира, устраивались на другие работы, некоторые просто брали и внезапно уходили на большие деньги.

- А куда с чемпионата мира можно было уйти на бОльшие деньги?

- Ну, куда-то уходили. Газпромовские структуры, не всегда спорт. Были люди разного уровня. Кто-то, зная, что через полгода проект закончится, специально искали работу. Часть людей, кстати, уже работают в Катаре. Были такие как я, приверженцы футбола, которые вообще не интересовались тем, что будет дальше. Мне в этом плане легче, потому что параллельно были проекты, бизнес. Я тебе больше скажу: до пандемии лет 10-15 я вообще не задумывался над тем, что будет есть моя семья, а в этом году все в какой-то момент расшаталось.

В данный момент у меня продолжается контракт на Евро, чем я и продолжаю заниматься.

- Была ли ситуация, когда ты понимал, что всё могло накрыться, возникали ли тяжёлые ситуации по ходу ЧМ-2018?

- Вань, тяжёлых - вообще нет. Эпик фейлов прям таких уж не было. Но было огромное количество мини-инцидентов.

Все события делились на четыре уровня, приведу в пример два: зелёный (событие произошло и нейтрализовано командой объекта) и жёлтый (региональный операционный центр должен был вмешиваться и решать проблемы, например: с перебоями электричества или неверной расстановкой Росгвардии, кибератаками - их, кстати, были тысячи).

Остановлюсь вот на чем. Какие были у нас тренировки…

Поначалу воспринимали как игру. Были разработаны регламенты реагирования на внештатные ситуации. Всего их было 30. В каждой внештатной ситуации были свои ответственные. Каждую ситуацию ведомственным столом в 20-30 человек обсуждали. Все это очень непросто. Через неделю у нас проходили тренировки. Выглядело так: я писал сценарий, про который они не знали и должны были отработать. Пишу, например: 19 июня, матч Россия - Египет, 4 часа до начала матча. В опору пешеходного моста врезается маломерное транспортное судно и загорается. Вот такая задачка непростая.

Далее были учения. Реальная ситуация: мы собираемся в комнате и смотрим телевизор: Первый канал передаёт, что на стадионе “Санкт-Петербург” начался пожар. Практически сразу звонит моя жена, я в этом аду из навалившихся звонков нахожу время ответить. Слышу: “Дима, что случилось?”. А ей, оказывается, кто-то из друзей прислал фотографию с телевизора, на котором мы смотрели учебный репортаж.

- То есть это типовой кейс, который был заранее заготовлен и никому не сообщался?

- Конечно. Был я, который проводил учения, а были и другие учения, в которых я уже играл свою роль. Ты представляешь, какой это уровень подготовки! Заранее подготовили видеоматериал, смонтировали, ещё и так, чтобы никто не спалился.

Потом были учения с инсценировкой аварии автобусов со сборной Х, внештатной посадкой самолёта с загоревшимся двигателем. Начинается отработка. Выясняется, что пожарные не могут открыть ящики со шлангами. Разбивают. Потом замечают, что шланги не закручены, резьба не подходит! Короче, к определённым людям были взыскания, были проведены проверки всех аэропортов.

Сначала такие жёсткие проверки со своей стороны подвергал обструкции, но затем, рассмотрев объективно, я понял, что это очень полезная история.

- Я так полагаю, твой менеджерский уровень благодаря чемпионату мира сильно вырос…

- Безусловно. Я поэтому и считаю, что до чемпионата мира меня нельзя было считать менеджером. Все те спортивные или неспортивные организации, в которых я работал до - ну, это детский сад в сравнении с тем, что было на ЧМ. Даже мой опыт в таком гиганте как Procter&Gamble - это детский сад.

По ходу ЧМ у меня были серьезные конфликты с руководителями, потому что я так и не смог наплевать на людей. В будущем я буду более жёстко отстаивать место человека в системе. Не принимаю превосходства системы над человеком.

“Я жёстко требовал от города выполнения обязательств, оппонировал вице-губернаторам. А потом год восстанавливал своё здоровье”.

- Были ли позитивные моменты в городе, когда ты подумал “О, эта городская служба работает круто!”? Есть ли эффективные менеджеры в государственной системе управления?

- Мне во многом платили зарплату за то, чтобы требовал от города выполнения его обязательств. Поклонников среди чиновников мне это не добавило. Это очень было непросто, я не понимал, как себя вести. Ведь я же ленинградец, петербуржец, я здесь живу. Я вдруг понял, что некоторые чиновники не являются городом, это нанятые менеджеры. У нас есть подобострастие к чиновникам, которое было у меня. Я смог лучше понять их психологию, поверьте, там много хороших людей, профессионалы, у которых высокие личностные качества. Но они являются заложниками бюрократической системы.

- То самое преимущество системы над человеком, о котором ты говоришь?

- Да. Я работал, работал, и вдруг осознал, что моя человеческая предпринимательская логика для них не работает. Я смог это принять.

У нас было два курирующих вице-губернатора. По хозяйственной части был Игорь Албин, а Владимир Кириллов отвечал за всё остальное. Мне приходилось оппонировать вице-губернаторам. У меня давление скакало, физически это сильно изматывало. Это люди более опытные, с харизмой, сильнее чем я. Приходилось много требовать от города.

Вот еще кейс с Кубка Конфедераций: турнир начинался в начале июня, но в районе пятого мая мы понимаем, что полю трындец. У нас меньше месяца и у нас нет поля.

В городе долго искали виноватых, я же призывал к здравому смыслу и убеждал, что потом разберётесь. Нам нужно делать поле.

В итоге нашли поле. Оно растёт, всё хорошо, но кому-то уже продано. Надо решать вопрос с тем, кому оно продано. Далее - вопрос транспортировки. Надо не убить поле.

Далее, нужно положить его на арену, сшить и дать “пожить”. Что такое сшить? Как метко выразился помощник Игоря Албина, поле сшивает гибрид швейной машинки и троллейбуса. Она на электротяге, такая коробка, которая едет и шьет. На тот момент в России таких машин было всего две. Всего в Европе - шесть. И они там где-то работают…

Российские-то мы пригнали мгновенно, но одна из них сразу же сломалась. Технологически это тяжёлая работа: при двух работающих 24 часа в сутки машинах мы успеем подготовить поле за два дня до старта Кубка Конфедераций. Когда одна из них ломается, начинается трындец.

И вот тут находились люди из троллейбусного парка, которые перебирали эти машины. Чтобы ты понимал: сломавшаяся машина была разобрана в ту же ночь. Наверное, это серьёзное нарушение протокола и соглашений. В троллейбусном парке с привлечением специалистов мы все-таки собрали машину, воскресили её. Практически падали от усталости, но всё сделали.

В итоге менеджмент ФИФА работал с западными компаниями, чтобы быстро нам поставить вторую машину и комплектующие, но мы сделали всё сами. И слегонца надменный бразильский менеджер ФИФА, который отвечал за техническое состояние поля, - он отличный парень, но с особенностями, карьерист, - мне было приятно и интересно наблюдать его развитием от бессмысленной надменной позиции иностранца в России до засучивания рукавов и работы бок о бок со всеми нами. Братовались, даже выпивали вместе; он понял: бодаться бессмысленно, он вынужден был присоединиться и показать своим примером, мы все сделали строительный подвиг. Это один из самых запоминающихся инфраструктурных кейсов.

- Какие личностные качества тебе помогли пережить этот стресс? Между этими огнями, бюрократическими машинами ФИФА и Санкт-Петербурга тебе было очень тяжело, прекрасно понимаю. Может какие-то качества пришлось развивать с нуля?

- Трудно ответить. Тот период был тяжелым, я сам по себе живой и здоровый человек, но тот образ жизни, который я вёл тогда, привёл к тяжелым физическим последствиям, я восстанавливался и приходил в себя год. Я оказался не готов к такого рода стрессовым нагрузкам. Набрал больше 15 кг веса, нарушился сон, появились вредные привычки.

Мне удалось в себе развить спокойствие, внутренний дзен. Я научился брать паузу в каких-то критических ситуациях, взлетать над ней и спокойно искать решение.

Но я так и не научился субординации. Я точно знаю, что на определённые совещания с моим участием и с участием вышестоящего руководства явка была повышенной, потому что все знали, что сейчас будет баттл. Баттл системы с человеком, который даёт результат, но несистемно. В этом была опасность для системы. Попытка системы делать процессы одинаковыми во всем городах заранее была обречена на провал. В каждом городе своя специфика.

Я в тот период научился терпению, искать компромиссы.

“Однажды я организовал матч мини-футбольного “Зенита” с футбольным в СКК. Начали с серии пенальти”

- А сейчас тебе не кажется, что любая работа поле ФИФА мелкая, не полностью раскрывает твой потенциал?

- Про это я не беспокоюсь. Это был тяжёлый моральный удар по мне. В детстве и слов таких не было как “футбольный менеджер”. В 1996 году я начал организовывать футбольные турниры, проводить немыслимые соревнования. Например, я был организатором многим памятного матча между мини-футбольным “Зенитом” и футбольным. Они играли в мини-футбол в СКК. Мы набрали тысяч 6-7 аудитории - это гигантская цифра, на самом деле. ФК “Зенит” долго не хотел играть, это не их поляна, но в итоге удалось убедить их.

А начали мы матч серией пенальти! Сюжет?

- Вполне!

- Меня тогда разрывало от желания креативить. С тех пор никто ничего подобного не делал. Тогда я только мог мечтать, чтобы в нашей стране прошёл чемпионат мира.

Но я сейчас помню осень 2008 года, когда я познакомился с Сорокиным (Алексей Сорокин, генеральный директор Оргкомитета ЧМ-2018, прим.ред.) и тогда я от него услышал “А не подать ли нам заявку на чемпионат мира?”. Вряд ли он тогда произносил это всерьез, но пятиминутного разговора хватило, чтобы понять: в идее есть здравое зерно.

А потом было 15 июля 2018 года, финал Франция - Хорватия. На следующий день у меня перестал звонить телефон от слова “совсем”. Наступило опустошение и непонимание своего дальнейшего предназначения. Оно есть, оно осталось, футбол меня не отпускает. Пока я с завидным постоянством креативлю новые футбольные проекты. Но врать не буду: хотел бы попробовать себя в другой сфере.

- Футбол - наркотик?

- Наверное, так и есть. Хотя иногда я думаю и о других вещах кроме футбола, думаю о спорте. Уверен, что я мог бы создать спортивный объект и круто им управлять. Даже в управлении большого субъекта по хозяйственной части я могу быть полезным. Например, возглавить какой-нибудь комитет в правительстве Санкт-Петербурга. Хочется что-то менять в лучшую сторону.

“Посмотри городской бюджет по спорту, он абсолютно открыт. Ты ужаснешься, какие цифры и на что тратятся”

- Ты заговорил о спорте вообще. У тебя есть видение, каким он будет в России через пять лет?

- Мне кажется, сейчас полный застой. Полностью запутались со спортом высших достижений и допингом. Завели ситуацию в тупик. Пандемия похерила всё, до недавнего времени футбольные турниры в городе проводились подпольно.

Инфраструктурных глобальных изменений я не вижу. Столько раз переписывались эти стратегические концепции, но когда все начнет работать? Стратегия без выполнения ничего не значит.

Я не вижу, честно говоря, каких-то грядущих серьезных изменений в области спорта.

- А нет у тебя ощущения что профессиональный спорт уступает место любительскому спортивному движению?

- Нет такого ощущения. Как между ними был гигантский разрыв, так он увеличиваются. Они существуют порознь.

-Я вот к чему: профессиональный спорт - это о болельщиках и миллионера: есть люди, которые зарабатывают, а есть, кто смотрит как на зрелище. И, как мне кажется, эта аудитория теряет интерес и переключается на другие виды развлечений. Любительская же аудитория как сообщество только растёт: люди бегают вместе, плавают, триатлоном занимаются. Это взаимодействие, вовлеченность. Соответственно, появляются организаторы, идеи, клубы, чемпионаты мира любительские.

- Наверное, да, ты подмечаешь правильный тренд, только мне кажется профессиональный спорт - это про достижение, также это и политическая арена. Я с тобой согласен, что профессиональный спорт мало что предлагает болельщику по части развлечений, особенно популярные виды.

Но мы по-прежнему собираемся и тратим деньги на профессиональный спорт. Зачем мы это делаем? Я не знаю. Посмотри городской бюджет по спорту, он абсолютно открыт. Ты ужаснешься, какие цифры и на что тратятся. Это криминал.

Но здесь мы ударяемся уже в макроэкономику.

- А что на твой взгляд нужно поменять? Государство ведь сейчас потихоньку уходит из профессионального спорта.

- Думаю, ты прав в своих наблюдениях, я больше сосредоточен на своём виде спорта и его развитии у нас в городе. Хочу, чтобы футбол в Петербурге был классным продуктом, гордиться им. В этом направлении я и продолжаю работать.

Слушать на Soundcloud

Cлушать на Яндекс.Музыке

Слушать на PodFM

Cлушать на Apple Podcasts

***